Познаем мир вместе
новые РЕЦЕПТЫ сайта

Одиннадцать бесед св. Иоанна Златоуста. Беседа 10

Беседа его же, сказанная в церкви апостола, после того как предварительно побеседовал немного епископ, на слова: «Жатвы много, а делателей мало» (Мф. 9:37)19.

 

1. Видели ли вы старика и юношу, – старика по телу, а юношу по духу? Видели ли вы цветущую седину и пышную силу старости? Таково это у нас, иначе во внешних делах. Во внешних старость бесполезна, например, воин, пришедши в такой возраст, не может натягивать лук, ни пустить стрелу, ни потрясти копьём, ни влезть на коня, ни напасть на стены, и не может делать ничего подобного. И кормчий, когда старость ослабит у него силу тела, не сможет ни канаты натянуть, ни паруса поднять, ни действовать веслом, ни переменить руль, ни бороться с волнами, ни другое что-либо подобное. Опять земледелец, будучи в этом возрасте, не сможет ни запрячь волов, ни тащить плуг, ни провести и прорезать борозды, ни ухаживать за деревом, ни присоединиться к толпе жнецов, ни другое что-либо подобное не в силах будет делать. Каждый из них сидит дома, пользуясь свободой этого возраста, и будучи связан великой необходимостью и неумолимой старостью. Но не так учитель Церкви; напротив, он тогда особенно будет подвизаться – браться за слово, предлагать наставление и стараться привести народ в порядок. Старость у остальных бесполезна, а в Церкви и в трудах добродетели – полезнее всего. И блаженный Авраам получил величайшую награду за подвиг тогда, когда пришёл в этот возраст, – потому что тогда, тогда именно он уничтожил над собою власть природы и заколол своего сына, – заколол, хотя и не на опыте, но волей, хотя и не исполнением, но намерением, хотя и не делом, но мыслью, – тогда он сделался священником своей собственной утробы и исполнил то удивительное и странное дело, почти удалившись от своей природы и переместившись к Небу. И Павел, учитель вселенной, приступал в глубочайшей старости к тем удивительным подвигам, и переносил состарившимся телом с большой твёрдостью – узы, оковы и темницы; разъясняя это, он сам говорил: «Я, Павел старец, а теперь и узник Иисуса Христа» (Флм. 1:9). Я говорю это не в посрамление юности, так как и отроки, поправшие печь, были очень молодыми, вполне юношами; тоже и получивший пророчество Иеремия, и Даниил был очень молодым, когда обуздал львов и, по несказанному своему дерзновению, изложил и объяснил те тайны царских сновидений созерцавшему их, – ни в чём юность не бывает препятствием для добродетели мужа. Во внешних делах, как я раньше сказал, может быть величайшим препятствием и преклонная старость, и незрелая юность; а в борьбе за добродетель не так, но нужно одно только – воля и душа подготовленная, тогда и юность не бывает бесполезной, и старость не бывает непригодной, – но в каждом возрасте можно видеть зрелый изобильный плод, если только, как я раньше сказал, имеет кто душу трезвенную, умеющую любомудрствовать и привлекающую на себя благоволение Божие многой добродетелью. Итак, в защиту нерадения, пусть никто не выставляет, как предлог, ни юности, ни старости; ведь и теперь много у нас молодых наполняют это духовное зрелище, а старые безобразничают в цирке; опять же: старики с сединой украшаются этим слушанием, а молодые через тамошнее созерцание употребляют свою юность весьма неразумно.

Впрочем, хотя и много присутствующих у нас, я ещё не сыт, потому что желал бы, чтобы не только многие, но все присутствовали, чтобы никто бы не отставал от Церкви, – так что, пока хотя бы один является блуждающим вне стада, я разрываюсь и терзаюсь скорбями. Так и пастырь тот, оставивши девяносто девять овец, спешил к одной заблудившейся, и не прежде удалился, пока привёл её к стаду, и выказал о ней много усердия, – число сто было неполно, пока он не возвратил одну, – сто тогда сделалось сто, когда была спасена и она. Не говори мне, что погиб один брат; но подумай, что именно брат – весьма желанное для Бога существо, за которое столько сделано, за которое была пролита драгоценная Кровь и столько уплачено пени, из-за которого небо простерто, солнце зажжено, луна совершает свое течение, сияет разнообразный хор звёзд, воздух распространён, море излито, земля обоснована, источники изобилуют, реки текут и горы водружены, – из-за которого луга и сады, из-за которого смена и растения, из-за которого различные породы злаков, из-за которого то, что на горах, что в пустынях, что в городах, что на равнинах, что в долинах, что на холмах, из-за которого тысячи рыбных стад, из-за которого различные породы четвероногих, из-за которого разнообразные племена птиц, из-за которого закон, из-за которого пророки, из-за которого апостолы, из-за которого были тысячи чудес, – зачем много говорить? – из-за которого Единородный Сын Божий сделался человеком, и был заклан.

 

2. Подумай, сколько у Бога сделано ради спасения людей, и не презирай ни одного человека, но, по окончания этого духовного зрелища, отыщи отсутствовавшего, и не прежде удались, пока его приведёшь, соединишь с его матерью, отведёшь от его обычной порочности, спасёшь пленника, извлечёшь потопленного, освободишь от свирепых зверей схваченного зверями. Чем ты можешь извиниться, чем оправдаться? Мы приходим к гробницам апостолов: видим их раны и клейма, текущую кровь драгоценнее золота, оковы, бичи, ежедневные смерти, которые они претерпели за Церковь, – ученика Павлова, всюду ходящего с Павлом и делающегося равным учителю, тельца с быком связанного, – брата самого первого из апостолов, рыбака, закинувшего сеть и уловившего людей вместо рыб, проповедника Евангелия, – и, как бы на лугу, мы наслаждаемся их преуспеяниями. А покинувшие нас сидят, будучи зрителями неразумных коней, нанося друг другу укоры и дерзости, зажигая ярость и борьбу, не имеющую повода, радуясь радостно, которая жалостнее печали – за побеждённых возниц, за обессиливаемых коней. Что может быть неразумнее этого? Чего ты радуешься, скажи мне? Чего прыгаешь, скачешь и возвращаешься оттуда весёлым? А ты из-за чего скорбишь, закрываешь лицо, нагибаешься и огорчаешь свою душу – что такой-то победил, а другой был побежден? И зачем это для тебя? Какое может иметь основание эта печаль или это удовольствие? Какого наказания не достоин тот и другой из вас, когда, при увлечении твоей собственной души страстями каждый день, ты не отдаёшь себе никакого отчета, а радуешься или огорчаешься за неразумных животных и других неразумных людей? Но, чтобы не потерять нам времени, опять употребив на это всю беседу, – мы поручаем исправление их вашей любви, займёмся читанным сегодня и постараемся ввести вас в луг Божественного Писания. Действительно, оно сходно с лугом. Как на лугу – различные цветы, и все один за другим привлекают к себе взор зрителя наибольшей красотой, когда рассматриваются каждый в отдельности, так точно можно видеть и в Божественном Писании. И блаженный Давид привлекает к себе нашу мысль, и апостольское изречение, сказанное относительно Тимофея, ещё – и смелый Исаия, любомудрствующий о человеческой природе, и Владыка их, Иисус, беседующий с учениками и говорящий: «Жатвы много, а делателей мало» (Мф. 9:37).

Вот, если угодно, приведши это изречение, раскроем смысл его; хотя и очень кратко оно по размеру, но открывает нам пространное море мыслей. Потому и приступим мы к нему с большим усердием. Так как Он увидел, рассказывает евангелист, народ рассеянным, то говорит ученикам: «Жатвы много, а делателей мало». Какая жатва, скажи мне, и ради чего Он так назвал это учение? Ведь жатва – конец дела. Когда семя, повергнутое в углубление земли, вкусит влаги, потом, промокши и вздувшись, охватит окружающую землю и, развернувшись на много волокон, пустит в глубину корни, – тогда прежде всего оно пробивает поверхность, потом, воспитываясь понемногу солнцем, дождём и воздухом, увеличивается произрастанием от земли, делается прежде очень зеленой травой и распускает нежные листья, потом производит весьма незрелый колос и с наступлением весны, опять понемногу созревая до стебля и колосьев, возвращает полный плод. Тогда, наконец, земледелец, наточив серп, набирает жнецов и, собрав, относит плод домой. Отсюда жатва – конец всякого труда и обработки земли. Итак, скажи мне, почему Он называет жатвою, когда дела были еще в начале? Ведь и нечестие господствовало всюду во вселенной: жертвенники пылали, идолам покланялись, Иисус не почитался, – и глубокая ночь всё окутывала, было тяжкое ненастье, когда волновалось море, жестокие ветры разрушали человеческие средства к жизни, страсти властвовали, и всё было потоплено. Всюду блуд, прелюбодейство и наглость; всюду любостяжание, хищничество и войны; и кровь на земле, кровь на море потопленных и производивших там убийства, – непрерывные войны, борьба, междоусобная резня и убийства преступнее всяких убийств; дети закалались для идолов, природа не признавалась и родство уничтожалось, – всюду крутизны, утёсы, подводные камни, опасные скалы и ни одного человека-кормчего; вернее, немного кормчих в иудейском племени, а слушателя ни одного, когда моряки раздорили между собою, и друг друга поражали и топили. Скифы и фракийцы, маверы и индийцы, персы и савроматы, насельники Эллады и Эпира, вся, так сказать, земля под солнцем была посвящена демонам, и теми мучителями приводились в неистовство страна, город и пустыня, земля и море, иноземщина и Эллада, горы, долины и холмы; только иудейское племя, по-видимому, было благочестиво, имело пророков и малые семена богознания; но и оно от времени ниспроверглось, учителя этого народа сделались горькими обвинителями его грехов между ними, – и настолько были далеки, чтобы воспитывать остальных и руководить к благочестию, что стали тогда виновниками соблазнов даже для остальных; и это объясняя, пророк говорил: «Постоянно, всякий день имя Мое бесславится» (Ис. 52:5).

 

3. Итак, почему, когда вселенную обнимало столько зол, и ещё не были повергнуты смена, – ведь всюду были терние, волчцы и худые травы, – ещё не была очищена земля, и плуг не был протащен, и борозды не были прорезаны, – Он беседует о жатве и говорит: «жатвы много»? И ради чего Он так называет Евангелие? Ради чего? Так как дела были в таком положении, а Он намеревался послать их (апостолов) всюду по вселенной, естественно, что они волнуются, смущаются, рассуждают с собою и говорят: как возможно одиннадцати, – один был уловлен зверем, – простым, неученым, бедным, неизвестным, безоружным, в одной одежде, без обуви, не беря с собою ни пояса, ни посоха, ни денег, проходить всю вселенную, находящуюся в таком состоянии, отвлекать от древней привычки, вводить их (людей) в догматы Нового Завета и преподавать им некоторое странное учение? Когда в самом деле мы вырвем терние? Когда посеем семена? Когда возделаем их душу? Когда взойдёт посев? Кто не рассеет нас? Кто не низвергнет с крутой скалы? Как мы сможем раскрыть уста, стать, беседовать, явиться перед столькими тысячами? Как уничтожим ярость тиранов, возмущения народов, доводы философов, красноречие ораторов, власть предубеждения, силу старой привычки, козни демонов, души, которыми раньше завладели тысячи болезней? Итак, мы одиннадцать как будем исправлять всех во вселенной: простые – мудрых, безоружные – вооружённых, подчиненные – начальников, пользующиеся одним языком – в беседе с тысячами наречий, с народами иноземными и иноязычными? Кто нас потерпит, когда речей наших не сможет даже понимать?

Чтобы, так рассуждая, они не волновались, Он назвал Евангелие жатвою, как бы говоря так: всё приготовлено, всё устроено; посылаю вас на готовую уборку плодов; в тот же самый день вы будете в состоянии и сеять, и жать. Итак, подобно тому как земледелец, выходя на жатву, бывает радостен, светел и весёл, не взвешивает ни трудов, ни каких бы то ни было затруднений, но спешит как бы на готовую прибыль, бежит на готовые плоды, и нигде никакого препятствия, никакого затруднения, никакой неизвестности в будущем, ни наводнения, ни града, ни засухи, ни злых полчищ саранчи – ничего такого принявшийся за жатву не подозревает, почему и весело, радостно берётся за труды, – так точно и вам, даже гораздо больше, необходимо выходить во вселенную со многой радостью. Это дело есть жатва, – жатва, соединенная с большим удобством, – жатва, доставляющая вам готовые посевы; нужно только, говорит, не уставать. Ссудите Мне, говорит, ваш язык, и увидите плод зрелый, собираемый в Царские житницы. Поэтому и после того, посылая их, Он говорил: «Се, Я с вами во все дни до скончания века» (Мф. 28:20). Сам Он делал трудное легким, и о чём пророк говорил: «Я пойду пред тобою и горы уровняю» (Ис. 45:2), – это у апостолов исполнялось осязательно, потому что им предшествовал Христос и облегчал путь. Это объявляя, и великоречивейший Исаия говорил: «Всякий дол да наполнится, и всякая гора и холм да понизятся, кривизны выпрямятся и неровные пути сделаются гладкими» (Ис. 40:4), разумея не горы и холмы, – потому что этого не произошло, – но именем гор называя безрассудных, напыщенных и высокомерных, которых всех смирил Христос смирением, исполненным высоты, и горы сделал равнинами, – применяя к ним название безрассудных не по высоте их мысли, но по бесплодности безумия, чёрствости души и бесчувственности к слову. Как гора не может принести плода, так и безумие; вернее же – не так, но даже гораздо труднее. Гора не может принести плода, а безумие не только не даёт какого-либо плода, но даже существующей делает блеклым и произросший сушит; между тем смиренномудрие не только согревает существующий плод, но обычно рождает даже не существовавший.

 

4. К сказанному величайшие примеры – фарисей и мытарь. Тот, войдя с безумием, не только не принёс какого-либо плода, но погубил даже существовавший; а мытарь, будучи простым и не владея ничем добрым, совершает для самого себя преуспеяние, потому что, когда он только посетовал и, наклонившись, счёл самого себя несчастным, возвратился, изобилуя многим оправданием и превзойдя в этом фарисея. Чтобы вы увидели и на самом деле, и узнали на определённых лицах, где Христос смирил гору и холм, пусть обратится наше слово опять к Павлу. Этот делатель палаток, – я охотно вспоминаю часто об его искусстве, чтобы ты знал, что не искусство – укор, но праздность – осуждение и вина, – итак, этот Павел, будучи в Саламине, встретился с некоторым правителем20 и его волхвом. Двойной утёс – безумие со стороны власти и учение от волхва. И когда он видел, что тот мерзкий и бесстыдный зверь препятствует правителю и разрушает его (Павлово) учение, – послушай, что говорит, исполнившись Святого Духа: «О, исполненный всякого коварства и всякого злодейства, сын диавола, враг всякой правды!» (Деян. 13:10)!

Дурен не всякий укор, но укор напрасный, – за него и Христос определил наказание, – а делающий это в надлежащее время подражает врачу, режущему в надлежащее время и резаньем устраняющему гниль. Это именно Павел и делает: «Перестанешь ли ты совращать с прямых путей Господних» (Деян. 13:10)? Но он не принимает твоих слов, Павел; употреби какое-либо апостольское решение, отврати язык, загради его уста, останови злой поток. Итак, что он делает? Показывая, что у него война не против людей, говорит: «И ныне вот, рука Господня на тебя» (Деян. 13:11). Сам, сказавший: «Се, Я с вами во все дни до скончания века» (Мф. 28:20), был тогда и с Павлом; и он (Павел), имея это обещание, призывает Его, считает для себя справедливым сделаться мстителем, применить силу и устранить препятствие. «И ныне вот, рука Господня на тебя». Сколь велико снисхождение Христа, сколь велико дерзновение Павла – как он поражает (его) приговором, и Христос тотчас соглашается с говорящим! Что значит – «рука Господня»? Сила, поражающая противное. Она была всюду с ними (апостолами), повинуясь с готовностью, делая их дело жатвою, не допуская труда, ни бедствия, но устраивая по-Своему. И стал он слепым, «до времени» (Деян. 13:11). Замечаешь ли мщение в соединении с человеколюбием? Ведь этот приговор – вразумление, а не наказание, – исправление, а не уничтожение. Потому именно он не иссушил руки, не вырвал языка, громко говорившего злые речи, не искалечил ноги, но – самые глаза. Так как он сам этим был исцелён и удалён от греховного пути и гибельного состязания, то и на него налагает такое же врачевство, как бы говоря: и я подвизался в худом, и я видел перед собою смерть; из-за этого я хорошо ослеплён, чтобы видеть лучшее; и к тебе прилагаю это врачевство: ослепляю твои внешние глаза, чтобы открыть твои внутренние очи. Тогда правитель, увидев происшедшее, уверовал. Видишь ли, что гора сделалась равниною, холм смирился, жатва совершена, сжатое приготовлено, зрелый плод собирается, и Павел не терпел ни усталости, ни бедствия, но простым словом уловил правителя? Потому Он называет Евангелие жатвою – по быстроте и легкости, какую оно доставляло им.

Так был уловлен и тот евнух, иноземец и иноплеменник, обладавший великим могуществом, – и не было потрачено там даже сколько-нибудь времени или труда: одновременно он (апостол) взошёл на колесницу и начал наставление, вернее же – до этого восхождения; и удивительно, что иноземец и иноплеменник, напыщенный могуществом, – так как в его руках была немалая власть, – позвал бедного, нищего, неизвестного, с которым никогда не виделся и не знался, – его-то и позвал, и возвёл, на колесницу и посадил с собою. Кто это сделал? Тот, Кто сказал: «Се, Я с вами во все дни до скончания века», – Он сделал вход весьма желательным и иноземца приготовил к любомудрию, гору смирил и неизвестного сделал для него ближе всякого знакомого. Не просто пробегай, не считай это дело простой историей, но подумай о величии преуспеяния. Если теперешние начальники, будучи верующими, воспитываясь в смиренномудрии и ничего не имея варварского, не могут допустить, чтобы – не говорю: неизвестный, странник – но кто-либо из знакомых запросто сел с ними на площади, то как тот допустил странника? Не перестану говорить об этом, что именно странника, никогда не виденного, простого, на взгляд ничтожного – его и возвёл, посадил, языку его отдал своё спасение, снизошёл сделаться учеником, и просит, заклинает, умоляет, говоря: «Прошу тебя сказать: о ком пророк говорит это?» (Деян. 8:34) и с большим вниманием принимает, что тот говорит. И не только принимает, но, приняв, не остался беспечным, не отсрочил, не сказал: возвращусь в свое отечество, увижу друзей, домашних и родственников, – что теперь говорят многие из христиан, призываемых к крещению: возвращусь (говорят они) в своё отечество, увижу жену, увижу детей и моих родственников; в их присутствии, в сопраздновании их со мною, я и воспользуюсь крещением, приобщусь благодати. Но тот иноземец не сказал тогда этих слов, и хотя был иудеем и научен тщательно наблюдать места, особенно же постоянно ему внушалось наблюдать это место, почему он предпринял и далекое путешествие, чтобы поклониться на том месте, на котором повелел Бог, – он однако же, сразу отвергши весь тот обычай и оставив такое наблюдение, как только было закончено слово, и как увидел он источник возле пути, говорит: «Вот вода; что препятствует мне креститься» (Деян. 8:36)? Видишь ли, что опять жатва совершается? Видишь ли, что нисколько не было потрачено времени, но сразу и земля приняла, и пышный колос произвела, и гроздь сделался зрелым? «Вот вода», – говорит. Не искал он ни стен, ни золотого потолка, ни заготовки одежд, ни обуви; но так как у него была воля приготовлена, он кипел желанием, был воспламенён ревностью, то тотчас прибёг к благодати и побуждает учителя поруководствовать его к тайноводству и приобщить к тем бессмертным и страшным Тайнам. Поэтому и тот сейчас согласился, одобрив готовность, и крестил его. Значит, Он называет Евангелие жатвою – по легкости, какую оно доставляло им.

Так же и в другом месте говорится, что внимали словам Павла, потому что Господь открыл сердце их внимать словам его. А когда слышишь, что Он горы смиряет, жатву совершает, делает плод зрелым и много облегчает, – не лишай верующих их величайших преуспеяний, потому что Он не насиловал свободу воли, не оскорблял самодовлеемость, но содействовал, помогал, простирал руку. Если бы всё было делом Его, то ничто не мешало бы всем спастись; но теперь одно бывает Его, а другое – приступающих: приступающих – пожелать и избрать, выказать от себя много готовности и искренней веры, а Его – доставить дары, сделать слово легко познаваемым и учение ясным, повергнуть семена и помочь слушанию стать зрелым. Итак, помышляя обо всём этом, и мы возьмём Его в труд за добродетель союзником и помощником, привнося всё от себя. Если в деле, соединённом с такой трудностью, Он так легко преуспел не в одном, двух, двадцати городах, но всюду во вселенной, – разумею именно проповедь и учение, – так что вся земля, насколько солнце её озирает, оказалась засеянной и изобилующей прекрасным этим плодом, то вполне очевидно, что и в трудах за добродетель Он будет содействовать нам, если только мы не будем беспечны и холодны, но будем привносить от себя своё – готовность, усердие, желание, мысль, неусыпность, попечение, свободу от житейских дел, искание будущего и каждодневное к нему стремление. Если мы будем доставлять это с тщательностью, то и от Него всё последует; и, когда так будет, мы достигнем небесных благ, – которых да сподобимся все мы достигнуть благодатью и человеколюбием Господа нашего Иисуса Христа, Которому слава и держава во веки веков. Аминь.

 

* * *

 

19 У Миня эта беседа приурочивается к церкви апостола, как говорится в заголовке, но неизвестно, какого. Маттэи думает определеннее: местом считает церковь апостолов и временем – 30-е июня, когда празднуется память 12-ти апостолов. В доказательство он указывает: 1) на слова святителя: Είς άποστόλων παραγινόμε θαθήκας ­ мы приходим к гробницам апостолов; 2) исходное для святителя Мф.9 есть только часть церковного чтения Мф. 9:36–10 (у нас зачало 34-е), – чтения, приуроченного к 30-му июня; по Маттэи, на это чтение святитель намекает словами: τών σήμερον άναγνωσθέντων άψώμεθα ­ займемся читанным сегодня. – Предварительно беседовал некоторый неизвестный епископ, возраст которого принятым мнением определяется в 52 года.

20 Так передаём άνθύπατος, оставленное в славянском тексте без перевода. Разумеется чиновник в роде нашего вице-губернатора.

Все категории раздела «Священные писания и святоотеческое наследие Православной Церкви»
новые СТАТЬИ сайта