Смирение – это путь к Богу. Оптинские старцы многократно повторяли данное положение и всесторонне раскрывали его смысл. Первый Оптинский старец преп. Лев говорил так:
«…Нам, ищущим спасения, при исполнении заповедей Божиих самонужнейшее есть смирение, которое привлекает к нам Божию благодать и освящает все наши действия, а без оного никакие подвиги и труды не могут нам доставить многожеланного мира, который даровал нам Премилосердый Создатель, глаголя апостолам: мир Мой даю вам, мир Мой оставляю вам (Ин. 14:27), и о всем приносите Богу благодарение, а паче, воспоминая великия Его к вам благодеяния и милости» [2, т.2, с.346].
Человек, ищущий спасения и предпринимающий усилия для исполнения заповедей Божиих, не может не видеть, что его действия в этом направлении несовершенны. Все, что делается на земле, делается нескоро и негладко, и часто не приносит желаемого результата или далеко не достигает поставленных целей. Само отсутствие значимого результата обычно является источником душевного дискомфорта человека. Но в данном случае речь идет о большем. Насколько несовершенные, а порой и попросту неудачные действия в исполнении заповедей, согласуются с волей Божией, благой и совершенной?
Старец Лев разъясняет этот вопрос, говоря по сути вот о чем. Смирение начинается с видения и признания своей немощи в надлежащем исполнении заповедей, и терпеливом ожидании восполняющей эту немощь милости Божией. Коль скоро душа человека приняла таковое расположение, Господь ее не оставляет, посылая человеку благодать и освящение его действий. Благодать устраняет беспокойство в душе и наполняет ее миром, дает ей внутреннюю силу и дальше стремиться к исполнению заповедей. Освящение действий человека придает им богоугодный характер, хотя они сами по себе и несовершенны.
Благодать многожеланного мира в душе – это не только отрадное успокоение среди забот и огорчений мира сего. Прежде всего, это свидетельство человеку, что он не просто ищет спасения, но идет путем спасения, и идет правильно. Или, говоря непосредственно словами Священного Писания, благодать свидетельствует человеку, что он один из «силою Божиею через веру соблюдаемых ко спасению» (Пет 1, 1:5). Ради обретения спасительной благодати человек готов понести труды и даже подвиги, неизбежно связанные с исполнением заповедей.
Старец Лев, однако, вновь акцентирует, что спасение совершается не делами как таковыми, и благодать даруется не по одним трудам и подвигам, но по вере прежде всего. Смирение в этом смысле и есть проявление веры в то, что не сам человек своими действиями, но Господь своей силой совершает спасение и подает помощь человеку в выполнении заповедей. Ибо смирение – это признание своей немощи и ожидание милости Божией. Потому-то без смирения никак не обрести многожеланный мир в душе.
И вот, чтобы обрести и не потерять мир в душе, нужно обо всем приносить Богу благодарение, особенно вспоминая великие Его к нам милости и благодеяния. Благодарение Богу – это своего рода свет смиренной души, возжигаемый в ней милостью Божией. Этот свет рассеивает страсти и омрачения, не дает тьме поглотить мир, пребывающий в душе.
Преп. Лев продолжает:
«…Когда не имеете спокойствия, знайте, что не имеете в себе смирения. Это Господь явил следующими словами, кои вместе с тем показывают, где искать спокойствия. Он сказал: Научитеся от Мене, яко кроток есмь и смирен сердцем: и обрящете покой душам вашим (Мф. 11:29)» [2, т.2, с.348].
Спокойствие – это то, в чем являет себя смирение. Неспокойная душа неспокойна страстями и неправедными желаниями, которые ей не удалось усмирить. Сами по себе страсти не стихают, и если на них не найти узду, то они начинают терзать и мучить человека, толкая его к тому, чтобы он стал рабом своего греха, ибо страсть находит свое удовлетворение в грехе.
Преп. Антоний говорит об этом на редкость выразительно:
«Отчего несть мира в костех наших, в душе нашей и в сердце нашем? От грехов наших! От того, что нисколько не поучаемся в смирении, оттого что любим очень спорить и доказывать, что мы более других все знаем, оттого что мы не оставляем разговора с помыслами своими, которые вместо палачей непрестанно мучат нас» [2, т.2, с. 334].
В противоположность этому, смирение есть спокойствие в добродетели. Добродетель не терзает душу человека, она дает ей спокойствие от исполнения должного. Должное же – от Господа, в его заповедях. И посему должное, как исходящее от Бога, есть одновременно и благодатное, несущее успокоение душе.
И вот, преп. Макарий раскрывает, каким способом в человеке достигается должное и благодатное:
«Святые отцы… при всей их святости считали себя хуже всех и под всею тварию, и нас учат сему; и явственно показали, что где только учинилось падение, тамо предварила гордость…» [2, т.2, с.323].
Преп. Макарий формулирует важнейшее положение учения Оптинских старцев о смирении. По этому учению, нет подлинного смирения в человеке, если он не в состоянии считать себя хуже всех. Почему так жестко? Назовем, по крайней мере, три причины, почему это именно так, а не иначе.
Первая причина – необходимость борьбы с помыслом о своей исключительности или о своем превосходстве над другими людьми. Этот помысл ставит нас в крайне невыгодное и опасное положение. По сути, с таким помыслом мы начинаем преувеличивать греховность других людей в отношении нас лично, и преуменьшать – до слепоты – греховность нашу собственную в отношении других людей.
Но получаем-то мы воздаяние не за чужие, а за свои грехи. Причем грехи эти оказываются весьма большими, а воздаяние за них, с нашей точки зрения, непомерно тяжелым. Помысл о нашем превосходстве над другими людьми есть то оружие, с помощью которого наш враг желает скрыть ожидающее нас возмездие за греховность, и подтолкнуть на грехи еще большей тяжести. Для чего? – с тем чтобы сделать возмездие еще более тяжелым, доведя его до точки невыносимости, до той ситуации, когда человек ломается и терпит духовное поражение, отступая от веры.
Так вот, для того чтобы это не произошло, нужно радикально изменить направление своего зрения, ориентировать его исключительно на наши собственные, а не чужие, грехи. Нам нужна достоверная информация о том, что с нами происходит. Но мы не сумеем рассмотреть наши грехи, если будем пребывать в иллюзии нашей исключительности, и не сумеем избежать падения, которое следует за всяким самопревозношением – ибо «где только учинилось падение, там предварила гордость», и там, где учинилась гордость, всегда воспоследует падение.
.jpg){kind=icon}
