Главы: 174 175 176 177 178 179 180 181
Юдхиштхира сказал:
В этом бегущем времени, всем существам несущем гибель,
Какого блага можно достигнуть, скажи мне, Прадед.
Бхишма сказал:
Об этом такую древнюю быль повествуют,
Про беседу отца и сына; постигни её, Юдхиштхира:
У одного брамина, Партха, усердного в изучении Писаний,
Был понятливый сын, а по имени звали его Разумник.
Радующемуся по причине изученья Писания отцу тот сын молвил,
Удачливый в деле Основы Освобождения, зрящий сущность мира.
Сын сказал:
Тятя, что делать мудрому, познавшему, — ведь быстро исчерпывается век человека;
Итак, отец, наставь меня, чтобы я как полагается и последовательно выполнял дхарму.
Отец сказал:
В годы послушничества изучив Веды, сын, надо желать сынов для напоенья предков26.
В огонь, возженный по уставу, принеся жертву, затем, поселясь в лесу, нужно стараться стать муни.
Сын сказал:
Раз мир поражен, кругом ограничен,
Раз неукоснительные27 улетают, так о чем же ты говоришь, будто мудрый?
Отец сказал:
Как мир поражен, чем он кругом ограничен?
Что за неукоснительные здесь улетают? Чем ты меня пугаешь?
Сын сказал:
Смерть поражает мир, кругом он старостью ограничен;
Дни, ночи — улетают они; что же тебе непонятно?
Неукоснительны ночи, ведь они постоянно приходят — уходят...
Смерть не стоит, и раз я знаю это,
То как я могу предвидеть, что знанием Вед достигается благо?
Раз с каждой прошедшей ночью становится жизнь короче,
Значит, тщетен и день — предусмотрительный так да познает.
Итак, подобный рыбе на мели, кто может достигнуть счастья?
И когда еще не удовлетворены желанья, смерть настигает человека,
Он, как бы срывая цветы наслаждений, в иное уносится думой,
А смерть, его захватив, убегает, словно волчица, настигнув ягненка,
Выполняй же теперь то, что благо, чтобы зря для тебя не проходило время.
Ведь когда еще не завершены дела, смерть к себе тащит.
Что нужно делать завтра, делай сегодня, что пополудни — утром.
Выполнено или не выполнено дело человека — смерть не смотрит:
И чей ныне смертный час настаёт — кто знает?
С юности надо блюсти закон, жизнь поистине непостоянна!
Кто совершил свой долг — будет здесь прославлен и по уходе — счастлив.
В заблуждении погрязший человек трудится ради жены, сына,
Подобающим или неподобающим способом достигнув благополучья, он его покидает.
Богатого сынами, скотом, привязанного к ним сердцем мужа
Ухватив, как спящую лань, смерть уносит.
Еще собирающего плоды, еще как бы не насытившегося ни одним желаньем,
Смерть, забрав, уходит, как тигр, забрав скотину.
Это сделано, то надо сделать, и не закончено то, другое —
Таково устремление привязанного к счастью; он попадает под власть кончины,
Плода деятельности не получившего, по делам познаваемого мужа,
Привязанного к полю, занятию, дому, смерть, захватив, уносит.
Слабосильного и могучего, отважного и робкого, худоумного и вещего, тятя,
Их, недостигших цели всех своих дел, смерть, захватив, уносит.
Не одной причиной вызываются смерть, старость, болезнь, страданье;
Что же ты как бы благодушным остаёшься, когда они преследуют тело?
Рождается воплощенный — и вот под конец его старость, кончина одолевают;
Все существа, подвижные и неподвижные, преследуют эти обе.
Услады тех, что живут в деревне, это пасть смерти;
А пуща — богов становище; так по Писанию.
Для тех, что живут в деревне, услады — связывающая верёвка;
Праведники, ее разрезая, уходят, неправедные же не могут разрезать.
Кто не причиняет вреда живым существам ни мыслью, ни словом, ни делом,
Тот не связывается ради живых совершёнными делами28.
Ничем не разбить надвигающееся полчище смерти,
Кроме как правдой; от кривды бессмертие укрывается в правде29.
Поэтому обет правдивости блюдущий, предельно преданный правде,
Пребывающий в правде предания30, всегда самообузданный, правдой смерть побеждает.
Бессмертие и смерть — обосновываются оба в теле31;
Умирать приходится от заблужденья, бессмертие достигается правдой.
«Я — тот32» невредящий, взыскующий, правду, устранивший гнев, вожделенье,
Равный в несчастии-счастье, терпеливый; я изгоняю смерть как бессмертный.
Я радуюсь жертве умиротворенья, самообузданный муни, пребывающий в жертве Брахмо.
Творя жертву словом, мыслью, делом, высшего пути33 я достигну.
Может ли подобный мне, как вредитель, скот приносить в жертву?
Может ли познавший совершать, как упырь, плотские жертвы34, плоды которых преходящи?
Тот, чьи речь и ум манас всегда полностью находятся в самоуглубленье,
А также кто владеет подвигом, отрешенностью, правдой, тот запредельного35 достигает.
Нет ока, равного знанью, нет подвига, равного правде,
Нет бедствия, равного страсти, равного отреченью нет счастья.
Себя в себе родив, и без потомства я себя утверждаю36;
В Атмане я пребуду, меня не спасёт потомство.
Нет для брамина лучшего37 богатства, чем целокупность38, уравновешенность, правдивость,
Благочестие, стойкость, отказ от власти39, прямодушие и постоянное возвышение над делами40.
Что тебе в богатствах, что в домочадцах, даже в жёнах? Всё равно ты умрешь, о, дваждырождённый!
Взыскуй Атмана, проникшего в полость сердца; отец, куда ушли твои предки?
Бхишма сказал:
Как поступил отец, внявший этому слову сына,
Так и ты существуй, преданный высшему закону и правде.
Такова в великой «Махабхарате» в «Книге об умиротворении» сто семьдесят пятая глава «Беседа отца и сына».
Примечания:
26 Предков — в этой шлоке, выделенной переменой размера, кратко сформулированы обязанности человека в зависимости от проходимой им ступени жизни (ашрама). Таким образом, отец предлагает сыну готовую формулу закона о ступенях жизни. Сын критикует этот закон.
27 Неукоснительные — в подлиннике использован приём дхвани (намёка), нарочито тёмный, чтобы оправдать дальнейший вопрос отца. Сын намекает на непреложность, неумолимость движения времени. Под неукоснительными он разумеет ночи. Эпический санскрит не знает термина «сутки» и выражает это понятие сложным словом «день-ночь» в двойственном числе. Если же употреблялся оборот по принципу «часть вместо целого», то говорили о «ночах», а не о днях, как в русском: например, «летят ночи», а не дни.
28 Делами — так читается эта полушлока в калькуттском издании; Дейссен её переводит по бомбейскому: «Тот не повреждается живыми существами, похищающими жизнь и имущество».
29 В правде — так по калькуттскому изданию; Дейссен следует бомбейскому изданию: «Неправду нужно покинуть, так как бессмертие основывается на правде».
30 Предания — здесь это слово понимается в широком смысле — «предание», «традиция», а не в узко техническом: «дополнение к Ведам».
31 В теле — так буквально; Дейссен переводит: «обоснованы воплощением». Вторая полушлока буквально передаётся так: «Умирание происходит от заблуждения, неумирание производит правда».
32 «Я — тот» — эти слова взяты в кавычки как цитата одной из великих мантр Освобождения: So’ham. Если принять такой смысл, то всё остальное можно рассматривать как развитие формулы (ср. Ханса уп., 2): «Со словом haṁ-sa, haṁ-sa (вдыханием и выдыханием) пребывает (дыхание, прана) в телах, оно их пропитывает, как огонь дрова или как масло — сезамовое семя. Кто его знает, тот не знает смерти». При повторении слов So’ham получается haṁso-haṁsa. Предполагается, что огонь существует в дровах и лишь проявляется при трении.
33 Высшего пути — Дейссен даёт интерпретирующий перевод: «северного пути солнца» и в скобках добавляет: дэваяна. Слова «солнце» в тексте нет. Удараяна можно, конечно, перевести: «северный путь» (подразумевается «солнца»), но с небольшой натяжкой, так как для слова «север» в сложных словах обычно употребляется уттара; удара же скорее передаёт не пространственный момент, а качественный: высокий, благородный, лучший. Упоминание же о «пути богов» (дэваяна) резко противоречит противобраманическим и противоведическим установкам текста. Вся критика ведических жертвоприношений даётся в непримиримо резком тоне, не свойственном даже буддийским текстам, также решительно осуждающим практику кровавых жертвоприношений. Куда уж дальше идти, если наш текст называет браминов упырями (пишача)! В тексте чувствуется страсть прозелита, обрушивающегося на старые, отвергнутые формы. Возможно, что текст свидетельствует о борьбе раннего вишнуизма против ведических законов. Это характерно для индуизма; позднее ценой известных компромиссов было достигнуто примирение нового и старого. Однако в «Мокшадхарме» сохранилось немало нападок на ведийский ритуализм и особенно на кровавые жертвы (см. в прилагаемом словаре Веды, Жертва, Вишну; ср. «Бхагавадгита», VIII.20—28; IX.12—34).
34 Плотские жертвы — букв. «жертвы поля»; здесь под «полем» разумеется тело и вообще материальная вещь. Плотским жертвам противопоставляется жертва словом, мыслью, тем, что относится к «тонким сутям» (танматрас). В данном тексте можно различить начатки упасаны, или символического жертвоприношения, особенно практиковавшегося шиваитами-тантристами.
35 Запредельного — в подлиннике парам — то есть крайнего, потустороннего. Нельзя согласиться с Дейссеном, переводящим это слово через All. Речь идёт не о вселенной, а о том, что потусторонне пракрити, запредельно ей, то есть о 25 или 26 таттве.
36 Утверждаю — это высказывание — очень серьёзный выпад против одной из важных установок ведической религии — культа предков. Ведическая религия требует, чтобы каждый мужчина оставлял мужское потомство для продления рода и поддержания жизни предков. Принятие обетов санньясина человеком, не имеющим сына, «Махабхарата» если не решительно осуждает, то во всяком случае не одобряет. В первой книге рассказывается, как один санньясин, не имевший сына, увидал своих предков истощёнными и висящими на нити, грозящей оборваться. Предки стали упрекать его в невыполнении долга и велели ему жениться. Только после того, как у него родился сын, санньясин, бросив семью, удалился в лес. Считалось, что с рождением сына долг перед родом выполнен. Допущение к монашеству мужчин, не имеющих детей, — черта буддийская (и джайнская), что следует учитывать при разборе данного текста. Дейссен ссылается, как на параллель, на Брих. уп., IV.4.20, но положения этой упанишады значительно мягче: она не отрицает ни пользы изучения Вед, ни ведических жертв, ни умерщвления плоти, ни раздачи подаяния как средств достижения Я (Атмана); да и отрицание необходимости потомства Брих. уп. обосновывает несколько иначе. Правда, упанишада также указывает, что для человека, осознавшего своё я как мир (достигшего «космического сознания»), нет надобности в потомстве, так как желание иметь сына влечёт за собой желание обладать богатством, а это, в свою очередь, порождает ещё целый ряд желаний, препятствующих Освобождению.
37 Лучшего — букв. «равного».
38 Целокупность — (ekatvam) — букв. «единственность», Дейссен переводит: Einheit. Сомнительно, чтобы в данном тексте слово экатвам носило характер технического термина сатватов (см. параллельные места по указателю), так как в данном тексте нет и следа теизма; он представляется скорее как ещё не выкристаллизовавшееся произведение Санкхьи в период особо ощутимого влияния буддизма, но чисто буддийским его нельзя назвать. Весь интерес текста состоит именно в его незрелости. Эмоциональная сторона, нирведа, уже вполне осознана, но теоретическая — ещё туманна. Вот почему мне представляется более правильным несколько отступить от буквальности и передать экатвам через слово «целокупность», понимая его для данного контекста как саматва (ср. «Бхагавадгита», III.25, где мысль выражена чётко и продумана до конца).
39 Отказ от власти — Дейссен предпочитает дать слову данда более узкий смысл — «наказание». Такой смысл оно могло бы иметь в устах кшатрия, а не брамина; так как у брамина есть одно лишь средство наказания — проклятие, то, следуя переводу Дейссена, нужно было бы понимать, что речь идёт об отказе от права проклятия, что очень узко и не оправдывается контекстом. Брамины хорошо сознавали свою власть и очень ревниво к ней относились, а поэтому отказ от властолюбия действительно требовал большой проработки.
40 Возвышение — в тексте парама — это довольно гибкий термин, точное значение которого очень зависит от контекста. Перевод Дейссена «abstehen» несколько грубоват, так как выражает слишком большой перевес в сторону учения о «неделании», что в тексте слышится лишь в обертонах. К текстам «Махабхараты», касающимся вопроса о «неделании», нужно относиться с большой осторожностью, так как ранняя Санкхья не решала этого вопроса с той категоричностью, с какой это делала школа Шанкары и прежде всего — он сам. В комментариях на «Бхагавадгиту» ему приходится самым безжалостным образом коверкать текст, чтобы втиснуть в неё свои взгляды.